Формирование личности гештальт-терапевта (Калитеевская Е.Р.)

Личность гештальт-терапевта формируется в профессиональном сообществе на основе единства и взаимосвязи трех процессов: теоретическое обучение, включающее в себя философское, методологическое, техническое и процедурное знание, получаемое в группе (я не очень верю в самостоятельное изучение гештальт-теории по книжкам ), а также формирование языка анализа опыта, личная терапия (индивидуальная и групповая) и супервизия (индивидуальная и в группе). Интегрирующей системой всех перечисленных процессов выступает практика, которая всегда носит отпечаток личности терапевта, его профессионального самосознания.

 

Профессиональное самосознание психотерапевта представляет собой индивидуальный «миф», не всегда отчетливо осознаваемый. Выбор заниматься психотерапией означает делать что-то со своей жизнью, реализовывать какую-то собственную программу, что проявляется в знаках и акцентах конкретных посланий, которые терапевт отправляет клиенту. В индивидуальном «мифе» проявляется жизненная философия терапевта , экзистенциальный смысл его психотерапии и его личная тревога. Анализ профессионального самосознания терапевта – основа глубинной супервизии, как я ее понимаю.

Психотерапевт находится не только «здесь и теперь» в конкретной сессии или в контакте с супервизором, он также находится в отношениях с профессиональным сообществом и, одновременно, в некоторой смысловой точке собственной жизни. Исследование этого вопроса позволяет подойти к проблеме методологии практики и систематического обучения супервидению.

Супервизия является основой профессиональной культуры психотерапевтического сообщества.

Не существует «нейтральной терапии» и «нейтральной супервизии». На эти процессы неизбежно влияет как личная история терапевта и супервизора, так и их личная философия практики, а также социальный контекст образования, личность руководителя обучающих программ и т.д. Рабочие супервизорские группы и обучающие супервизорские программы служат задаче преодоления изолированности практикующих психотерапевтов и формированию профессионального сообщества. «Клиническая мудрость» (термин, введенный Э.Уильямсом) развивается в контексте межличностных отношений, развивается интерсубъективно, в сообществе личностей, толерантных к различиям в позициях и во взглядах, способных находиться в диалоге между собой, способных как к поддержке и уважительному прояснению чужих взглядов, так и к адекватной конфронтации и профессиональному анализу межличностного напряжения в терапии и в супервизии.

Принимая ответственность за формирование и поддержание такой атмосферы, супервизор стремится к развитию у участников процесса экологического сознания, учитывающего долговременную перспективу отношений и препятствующего созданию жестких иерархических систем и бытовому отреагированию кризисных состояний. Конференции и интенсивы, представляющие более или менее развернутую модель функционирования сообщества, программы подготовки гештальт-терапевтов, супервизоров и преподавателей гештальт-терапии, тренерские сборы – все это различные межличностные пространства, в которых с неизбежностью по мере их развития все острее встает вопрос о лояльности целому и свободе различий, поддержке индивидуального стиля и авторских программ, с одной стороны, и корпоративных возможностей, с другой. Особенно важно это в создании тренерских команд в образовательных программах и на интенсивах.

Принцип гештальт-терапии: «целое не равно сумме составляющих его частей». Гештальт-сообщество не есть совокупность работающих в стиле гештальт-подхода терапевтов, студентов различных программ, преподавателей и супервизоров. Сообщество – это не структура и не набор изолированных индивидуальных сущностей. Гештальт-сообщество есть процесс своего собственного формирования. При решении динамических проблем, возникающих в сообществе, экологическое сознание неизбежно включает в себя не только процессы, образующие контекст анализа, но и саму анализирующую систему.

Педагогика гештальт-подхода реалистична. Не очень верится, что жесткие рамки породят живые процессы. Напротив, легализация реальных проблем, их ясное осознавание (не того, как должно быть, а того, как оно есть) и отношение к происходящему восстанавливает функцию эго, функцию выбора. Ведь выбор — это не то, что мы должны сделать, стать кем-то еще (как часто понимают выбор). Выбор заключается в том, что мы реально делаем, уже делаем; все кажется, что еще выбираем, что мы еще на пороге выбора, а по факту уже выбрали и живем, живем… Анти-нарциссическая логика побуждает работать феноменологически, с тем, что есть, поддержать реальное развитие, а не пытаться создать что-то еще для достижения хорошего результата.

Чему мы учим, когда обучаем гештальт-терапии? На мой взгляд – чувствительности к процессу. Чувствительности к процессу клиента, чувствительности терапевта к тому, что происходит с ним, терапевтом, чувствительности к фигурам контакта и диалога, к групповому процессу и т.д. Терапия – это «чувствительность к..», «обращение с…» и «бытие для…». Для психотерапевта безусловно важно выяснить, что происходит, но гораздо важнее как человек относится к тому, что с ним происходит и как он обращается со своим отношением. Бытие терапевта в контакте это бытие для клиента. Психотерапевт не выступает в позиции эксперта, предполагая заранее, что любая проблема есть проблема внутри клиента (фрейдовская концепция индивидуализма). Гештальт-терапевт, согласуясь с теорией поля, предпринимает совместный с клиентом поиск, используя осознавание себя в контакте с клиентом, в процессе совместного создания фигур контакта.

Терапевт предъявляет себя не только как объект переноса, но и реального себя. По мере освобождения контакта от проекций и переносов клиента, а также от реакций на эти переносы со стороны терапевта клиент и терапевт все более и более становятся участниками диалога, способными переносить различия, сохраняя симпатию. При обучении важно формирование таких качеств терапевта как внимательность, сочувствие и способность сохранять свои границы, не сливаясь с клиентом. Терапевты стремятся сделать своих клиентов более свободными. Но для этого терапевтам стоит подумать о своей собственной свободе. Р.Мэй писал, что свобода локализована между стимулом и реакцией (May, 1981). Используя осознавание своих чувств в процессе терапии, терапевт не сливается с чувствами, а включает профессиональное видение ситуации, т.е. терапевтическую паузу, в течение которой выбирает, как именно с данным клиентом предъявить себя на границе контакта, сохраняя аутентичность и терапевтическую позицию. Очень важна способность терапевта держатьтерапевтическое напряжение, принимать и переживания клиента и свои переживания, делая их фигурой профессионального анализа.

Одно из главных правил терапии – не наказывать клиента за то, что он клиент. Терапевта от клиента отличает то, что терапевт, сталкиваясь с динамическим напряжением в работе с клиентом или с группой, сохраняет способность к профессиональному исследованию напряжения, независимо от интенсивности возникающих у него чувств, не прерывая контакта. Формирование такой способности является основой долговременных стратегий работы терапевта. Находясь в контакте с терапевтом, способным обращаться со своим состоянием, клиент постепенно также становится способным к с свободе обращения со своими реакциями. Качество присутствия психотерапевта в сеансе зависит от того, как терапевт сам обращается со своими чувствами, насколько он сам позволяет себе «быть» в жизни и в психотерапии, позволяет ли он существовать собственному возбуждению, следует ли за своим любопытством? Доверяет ли он себе и своим чувствам, относясь к ним как к ценным сигналам, а не как к помехам в терапии? (Подробнее о нарциссической составляющей психотерапии см Калитеевская, 1998)

Теоретическое образование в области гештальт-терапии участвует в формировании личности терапевта, только если оно становится опытом, притом опытом личной интеграции знания. Например, основным содержанием программы подготовки супервизоров и преподавателей гештальт-терапии (т.н. «третьей ступени») я считаю разрешение нарциссического кризиса в отношениях с родительскими фигурами, без которого нереален переход в партнерские отношения со своими бывшими учителями и развитие корпоративных отношений в профессиональном сообществе. Обучение ведению обучающих долговременных программ на данном этапе также становится возможным только при профессиональном анализе реальных динамических процессов, возникающих в группе, и формировании у участников способности осознавать и создавать рамки этого процесс-анализа. Такая теоретическая подготовка соответствует педагогической модели гештальт-подхода – обучение через открытие. Безусловно ценными являются информация, ориентация и инструктирование, а также чтение литературы в том случае, если они предполагают индивидуальную интеграцию получаемых знаний в терапевтической практике. Необходимым условием обучения гештальт-терапевтов является принятие участниками процесса личной ответственности за собственное обучение.

Несколько слов о пользе личной терапии в формировании личности терапевта. На мой взгляд, личная терапия уменьшает зону неосознаваемой тревоги терапевта, делает его более чувствительным и осознанным, в значительной степени свободным по отношению к своим проблемам, заинтересованным собственной жизнью и компетентным. Если клиент предъявляет тему, болезненную для терапевта, терапевт оказывается несвободным в обращении с этой темой. В этом случае обращение за поддержкой необходимо.

Количество непроработанных тем терапевта равно количеству «ловушек», в которые он будет попадаться. Об этом написано так много, что я, пожалуй, скажу еще лишь об одном. Терапевт, который работает технически и избегает появляться сам на границе контакта, это или начинающий терапевт, у которого со временем пройдет страх перед клиентом, или это терапевт, стремящийся казаться кем-то другим, нежели тем, кем он является на самом деле. Личная терапия помогает человеку и терапевту проявиться таким, каков он есть, поддерживая это право как важнейший ресурс доверия и свободы в межличностном контакте. Я видела достаточно юных терапевтов, презрительно отвергающих свой возраст и стремящихся казаться опытными и зрелыми. Видела и обратную картину. Я убеждена в том, что признание реальности бытия человека, как терапевта, так и клиента, означает уважение к нему.

И, наконец, собственно о супервизии. Честно говоря, я намеревалась писать эту статью именно и исключительно о супервизии.

Супервизия – профессиональная помощь терапевту по поводу его профессиональных проблем.          

Супер- видение - это взгляд,. предлагающий терапевту вновь увидеть процесс, в который он вовлечен, это отнюдь не навязанный ему взгляд супервизора. Это процесс поддержки терапевта в человеке, поддержка профессиональной позиции терапевта.

Супервизия – это процесс, побуждающий к более глубокому пониманию человеческих переживаний и терапевтических возможностей.

Супервизия призвана помочь терапевту заинтересоваться своей собственной практикой, своими взглядами на теорию, позаботиться о своем состоянии в терапии, развить любопытство к поиску в отличие от следования «хорошим инструкциям», почувствовать свой индивидуальный стиль и доверие к собственному видению.

В данной статье я не задаюсь целью систематического описания супервизии. Этому вопросу должна быть посвящена отдельная методологическая статья с подробным изложением подходов к супервизии в различных психотерапевтических школах, обозначением фокусов супервизии и супервизорских ролей, разновидностей и уровней супервизии, основных моделей и принципов обучения супервидению в контексте теоретических и клинических перспектив гештальт-терапии. Такая статья относится скорее к проблеме формирования личности супервизора и отражает содержание программы подготовки супервизоров и преподавателей гештальт-терапии. Частично мои взгляды на супервизию и исследования профессионального самосознания терапевтов опубликованы раньше (Калитеевская, 1996).

В настоящее время вышло много книг по супервизии. Предпринимаются многочисленные попытки ввести формализованные процедуры в процесс супервизии, однако большинством практикующих терапевтов, не связанных жестко с отчетностью, супервизия воспринимается скорее как вид искусства. Велик и инструментальный арсенал супервизии. Э.Уильямс пишет: «Всем всегда хочется техник, которые можно было бы просто брать и использовать; однако в итоге каждый должен найти для себя «наилучшую практику»,- читая литературу, набираясь опыта, внимательно наблюдая за происходящим и осознавая контекст….список рецептов …сделает вашу работу отнюдь не глубокой, а ужасающе грубой и некомпетентной.» (2001, с.129).

На мой взгляд, супервидение – это создание пространства возможностей исследования терапевтической практики, структурирование же этого пространства определяется реальными запросами терапевтов в значительно большей степени, чем представлениями супервизора о том, как должно его структурировать. Это не очень удобно, но это жизнь, предполагающая, что супервизор (так же как и ведущий программу преподаватель) с необходимостью сам развивает творческое приспособление в индивидуальном и групповом процессе.

В этой статье я ставлю акцент на том, как супервизия помогает процессу становления терапевта. Иными словами, как терапевт может использовать супервизора или возможности супервизорской группы для своего развития?

Супервизия помогает терапевту развить профессиональную рефлексию своей практики, получить компетентную информационную поддержку и осознать ресурсы своего индивидуального стиля. Незавершенная фигура терапии проецируется в ситуацию супервизии. За счет рассмотрения и анализа параллельных процессов в терапевтической и в супервизорской ситуации терапевт получает возможность разблокировать осознавание собственных трудностей и обратиться с ними к личному терапевту. Супервизия отличается от терапии терапевта, поскольку направлена на работу с профессиональными затруднениями, а не с личными проблемами терапевта. Супервизия отличается и от процесс-анализа, т.к. осуществляется по запросу терапевта и лично для него в зоне его терапевтического волнения. С этим можно спорить, однако сколько и что именно терапевт получает от супервизора, определяет не супервизор, а терапевт. Процесс-анализ – это в большей степени «разбор полетов», абсолютно необходимая часть образования терапевта, описывающая self–процесс, построение и разрушение гештальта.

Отвлекаясь от многочисленных теорий (которые обязательно следует внимательно изучить хотя бы для того, чтобы знать, от чего именно отвлекаться), мне хочется предложить рабочее описание процесса супервизии, не претендуя на его исключительность и осознавая краткость изложения. Я много лет использую эту схему в своей практике и, как мне кажется, она работает.

  • Прежде всего стоит выяснить состояние терапевта перед супервизией (особенно это касается очной супервизии)
  • Отметить позитивные стороны работы, выяснить у терапевта что, по его мнению, ему удалось
  • Расспросить терапевта о зоне его волнения, интереса или озабоченности, тревоги
  • Поддержать ценность профессиональной рефлексии терапевта, проявить интерес к тому, как сам терапевт видит свою работу, проясняя его субъективное видение
  • Определить запрос к супервизору (или помочь сформулировать запрос)
  • Осуществить совместное исследование в рамках запроса (поиск, эксперимент, обращение к ресурсам, при необходимости, прояснение параллельных процессов в терапии и в супервизии, адекватная конфронтация, информирование, обратная связь, впечатления супервизора и т.д.)
  • Поддержать самостоятельную интеграцию терапевтом опыта супервизии (прояснить состояние после супервизии и первичную интеграцию, поскольку размышления терапевта могут продолжаться далеко за пределами супервизорской сессии)
  • Не стремиться дать терапевту больше, чем он готов взять в данный момент

Эта последовательность действий, на мой взгляд , может быть представлена в виде цикла-контакта, где вначале мы обнаруживаем терапевта, затем находим его возбуждение или тревогу, проясняем контекст, поддерживаем исследование терапевта и оставляем пространство для интеграции. Для каждого терапевта эта работа строится индивидуально и лишь приблизительно может быть сведена к указанным пунктам.

В работе супервизорской группы (как, впрочем, и в индивидуальной супервизии) терапевт может получить необходимую информацию о возможностях и видах супервизии, теоретическое обоснование терапевтических интервенций, дидактическую поддержку, «разыграть» своего трудного клиента для расширения диапазона терапевтических возможностей работы и катартического отреагирования и т.д. Возможностей масса.

Группа может дать терапевту возможность исследовать свои трансферентные характеристики, т.е. некоторый спектр фантазий, которые возбуждает данный терапевт. Я имею  в виду групповую игру в «Если бы ты был моим психотерапевтом, то …».  В трансферентных характеристиках неизбежно отражен личный жизненный опыт терапевта, история его индивидуального знакомства с миром людей и человеческих отношений, корнями уходящая в детство, а также стиль его самопрезентации. Это увлекательное исследование способствует осознаванию терапевтами своих сильных и слабых сторон в межличностном поле, а также создать большую устойчивость терапевта в работе с переносами клиентов и их ожиданиями. Это не психодиагностическая процедура, а испытание реальностью. Мы реагируем не на то, что нам говорят, а на то, что мы слышим.

Любой контакт состоит как из материала клиента, так и из материала терапевта. Супервизоры также обладают трансферентными характеристиками. Размышления терапевта: чем меня может поддержать именно этот супервизор? Например, по факту – супервизор старается поддержать терапевта в его субъективном видении, а терапевт, зачастую, может ощущать себя брошенным. И только критика со стороны супервизора успокаивает. Или супервизор злится, открыто конфронтирует, а терапевт замечает эмоциональную вовлеченность супервизора и воспринимает это как поддержку. Терапевты часто не слышат, что говорит супервизор, ссылаясь на слова, которых он никогда не произносил. Ожидания нередко одерживают победу над реальностью...Кто здесь прав? И в этом ли дело? Есть о чем задуматься. Супервизорский контакт ведь также состоит из материала личности терапевта и из материала личности супервизора.

Прошло много лет. А мне по-прежнему хочется закончить свою статью теми же словами, что и в 1996 году: — И немного грустно, кто мы? Откуда мы пришли? Куда мы идем? И где нам найти силы продолжить путь?

 

Литература:

Калитеевская Е. Супервидение. О профессиональном самосознании гештальт-терапевта // Гештальт 96. М.: МГИ, 1996, С.63-71.

Калитеевская Е. Ресурсы творческого несовершенства // Гештальт-97. М.: МГИ, 1998, с.41-49.

Уильямс Э. Вы – супервизор. М.: Класс, 2001.

Якобс Д., Девис П., Мейер Д. Супервизорство. СПб.: Б.С.К., 1997.

May R. Freedom and destiny. N.Y.: Norton, 1981.

 http://gestalt.kiev.ua/media/19.html